В этот раз, мы с Виктором Петровичем Демьяновым, которого я зову по-товарищески «дядя Витя», взяли с подхода по краснобровому глухарю. Переполняемые радостным чувством от удачной охоты, счастливые, мы медленно покидали старую заросшую гарь. Очень хотелось бы вернуться сюда в будущем, на следующий год, поэтому мы пообещали друг другу верно хранить тайну местообитания этого тока. И молились, чтобы непорядочные охотники или какие-другие крестьяне-болтуны случаем не набрели на это волшебное место.
Вечером после бани, в самом наилучшем расположении духа, мы, разместились за круглым столом, под желтым абажуром, и допивали по третьему стакану чая, когда дядя Витя вспомнил:
- А что, давеча, ты мне хотел рассказать за историю? Интересную…
- Не помню. Что за историю?
- А вот когда у костра сидели и готовились к охоте.
- Ах, эта… Да-да. Вы тогда поведали эту загадочную историю про лошадь на охоте. Как она преследовала вас с другом до самого железнодорожного полустанка. Сильное на меня произвела впечатление. – Я долил в стакан чаю и придвинул к себе блюдце с вареньем. – Это напомнило мне о событиях пятилетней давности, произошедших со мной в Ярославской области. Случай не столь трагический, но интересный. И связан он тоже с таинственной лошадью.
- Времени у нас много. Рассказывай. – И дядя Витя подался вперед, уютно нахохлившись на стуле.
- Так вот. Как я уже сказал, лет пять назад нас троих охотников пригласили в августе на открытие охоты. Мест этих мы не знали – ехали впервые. По слухам, в тех лесах водилась дичь и в деревне проживали не пьющее, что важно, охотники. Там мы собирались поохотиться на уток и разведать места для осенней и зимней охоты на лося, кабана, а может и на самого косолапого. Деревня эта располагалась рядом с большим селом Загорье.
Предоставленный нам для жилья дом имел крайне жалкий вид. «Лет ему сто не меньше. Давно в нем никто не живет. Хозяева «померли», а наследники разлетелись бесследно по свету кто куда.» - по-ярославски окая поведала соседка, передавая ржавые ключи. Покосившийся на все углы почерневший сруб под сорванной местами толевой крышей. Многие бревна сгнили. Ворота и крыльцо, покрытые лишайниками, плотно вросли в землю. Густой бурьян на участке был в рост человека. Все это производило удручающее впечатление. Но тогда мы были молодыми, непритязательными охотниками, поэтому все это нас ни сколько смущало.
По центру избы располагались сени. Если их пересечь, то попадаешь через дверь из массивных досок в крытый хозяйственный двор, в котором несколько поколений обитателей этого дома содержали домашнюю скотину. Крытый двор занимал по длине всю правую часть строения. Из сеней, обитая войлоком дверь вела в теплую, зимнюю горницу с громоздкой русской печью, кухней за перегородкой и лавками вдоль стен. В «красном углу» пара темных закопченных икон тускло поблескивала жестяными окладами. Посредине горницы стоял круглый стол, покрытый клеенкой. В темном углу возвышалась зеленая деревянная кровать, по длине рассчитанная на ребенка. На ней мы могли поместиться, если только просовывали ноги до колен сквозь редкий штакетник спинки. Два пыльных оконца в паутине выходили на единственную деревенскую улицу -разрытую тракторами в глубокую колею и, заполненную не просыхающей, даже в самые сухие годы, грязью. Другое помещение, напротив горницы, так называемая холодная, служила крестьянам только в теплое время года. Одно прорубленное в бревнах оконце смотрело на задворки, другое в крытый двор. Оба без стекол, размером в два кулака. Вдоль стен свален деревенский скарб: изъеденные мышами мешки, части каких-то прялок, чесалок, пудовые сундуки с тряпьем, деревянные ступы, широкие лопаты из липы, сломанные ухваты и старые чугуны. Размещаясь, мы с любопытством осмотрели весь дом. Побывали и на чердаке и в подвале под русской печью. Кованные в кузнеце гвозди, тесанные двери, грубые ступени, деревянные ручки и массивные дверные засовы – все это говорило о тех давних временах, когда был построен этот дом. Притолки в доме для сохранения тепла в зимнюю стужу были настолько низкие, что приходилось сгибаться в три погибели, чтобы попасть в комнаты. Часто забывшись, мы поочередно, с глухим стуком, прикладывались к ним своими головами. После чего из уст наших вырывался непечатный возглас, из глаз сыпались искры и приходилось потом долго тереть шишки.
Доски полов давно рассохлись, скрипели и прогибались под нашими ногами. Когда мы перетаскивали из машины походные вещи, пыльные бутыли из темного стекла и разнокалиберные банки, расставленные вдоль стен сеней, жалобно перезвякивались друг с другом. На ветхой мебели и утвари лежал толстый слой пыли – нам пришлось изрядно попотеть, чтобы подготовить дом к проживанию. То тут, то там с тихим шуршанием осыпался тонкой струйкой с потолка песок. (Для тепла потолок был засыпной). Решив отдохнуть после обеда, наш товарищ вытянулся на лавке. Во сне рот его широко открылся и сверху в него, как в пожарное ведро, тонкой струйкой потек песок. Долго он потом кашлял и харкал, не понимая, что произошло. Другой блаженно вытянулся на приступке русской печи, откуда, если отодвинуть сбоку деревянный щит, открывался лаз в подпол. Мы неторопливо вели беседу за столом, когда наш охотник неожиданно исчез с приступки – с трудом мы извлекли его из подвала. Сооружение мы кое-как восстановили, но на печную приступку лечь больше так никто и не решился.
Несмотря на все эти курьезы, нам было интересно пожить в таком старом доме.
- А когда будет про лошадь? – с нетерпение, ерзая на стуле, спросил дядя Витя. – Ты же говорил о страшном случае на той охоте.
- Ваша правда, отвлекся. Будет и про лошадь. Продолжаю. Весь вечер мы обустраивались и знакомились с местными охотниками. Расспрашивали их об охоте и местной природе. Уже поздно вечером, уставшие и довольные мы стали готовиться ко сну. Легли все вместе в теплой горнице. Было душно. Один наш охотник так ночью храпел, что на следующую ночь я решил перебраться в летнюю, «холодную» комнату, вместе с раскладушкой, позаимственной у добрых соседей.
Вначале мы охотились в пойме речушки Сольбы, притоке реки Нерль, которая протекла за деревней. Вечером отстояли вечерку на местных болотцах. Вернувшись домой, мы развесили просушиться вещи, быстро перекусили и стали готовится ко сну. Звезды уже вовсю горели на безлунном ночном небосклоне. Я, как и собирался, перебрался в «холодную». Последним закрыл все двери на допотопные засовы, разделся, выключил голую тусклую лампочку под потолком и вытянулся на скрипучей раскладушке. Пахло пылью, паутиной и старым деревом. Сквозь прорубленное оконце тянуло ночной прохладой, наполненной запахом трав, свежего сена. Деревня уже давно спала. Ни какие звуки не доносились из вне. Темнота в горнице стояла полная.
Я уже стал проваливаться в сон, когда услышал прямо под стеной дома, со стороны заброшенных огородов всхрап лошади и четкий стук копыт. «Чья та лошадь отвязалась и забрела к дому, в огороды…» – умиротворенно подумал я, погружаясь в дремоту. Громко переступая с ноги на ногу и шумно втягивая носом воздух, она какое-то время стояла у закрытых мною же на ржавый крюк ворот хозяйственного двора. Я автоматически фиксировал это, продолжая погружаться в сон. Неожиданно все стихло…
Сердце резко застучало в груди, сгоняя сон. Все чувства разом включились, подавая сигнал опасности. Лошадь оказалась уже в хозяйственном дворе! Сумбурные мысли запрыгали в голове: «Я же запер ворота. На крюк. Ворота отрываются наружу, чтобы их сдвинуть надо приложить недюжинную силу – земля и сорняки не давали их свободно приоткрыть даже на половину. Как лошадь проникла в узкую щель? Лопнул крючок? Мордой открыла «воротину»?» А между тем, лошадь всхрапывала и сопела прямо под оконцем, выходящим из моей комнаты в крытый двор. Копыта ее глухо стучали по доскам настила, покрывающим земляной пол. Лежа на спине я замер, весь обратившись в слух. Глаза широко открыты и, затаив дыхание, всматриваюсь в непроглядную черноту вокруг. Снизу раздался грохот потревоженного ведра. Медленно и неуверенно простучали копыта по деревянной лестнице. Шаги замерли под дверью в сени. С облегчением я вспомнил, как лично устанавливал надежный засов на дверь, ведущую в хозяйственный двор. Ее уж она точно не откроет! С замиранием, я ловил малейший шум, доносящийся с площадки. Лошадь продолжала топтаться перед дверью. Я попытался расслабить напрягшиеся мышцы тела.
Я посмотрел на дядю Витю. Он сидел затаив дыхание.
- Во дела… - Вымолвил он, переводя дух. Быстро заморгал. – Страсти господние… Не дай Бог пережить такое!
- Уверенность в надежности запоров крепла во мне. – Продолжил я, отхлебнув из стакана остывший чай. - Но успокаиваться я стал рано. Ужас был впереди…
В полной тишине, вдруг, тихо зазвенели бутыли и банки в сенях, расставленные вдоль стен. Как я уже говорил раньше, они отзывались звоном на каждый наш шаг по расшатанному полу. Крайне обострившимся слухом я ловил каждый звук, доносящийся из-за двери. Теперь уже одна дверь, последняя, отделяла меня от невидимой лошади, которая со стуком копыт и всхрапами медленного приближалась к комнате. Каждый ее шаг сопровождался приглушенным перезвоном стекла. Дверь моя была плотно закрыта на деревянную вертушку, которая, как я очень надеялся, все же сможет остановить ее. Звуки между тем раздавались из-за самой двери.
И, вдруг, неожиданно, все разом смолкло. Стук копыт, сопение, фырканье разом оборвалось. В наступившей звенящей тишине я, седьмым чувством, понял, что я не один. Весь объем помещения будто сжался, воздух медленно покинул комнату. Исчезли все запахи. Волосы зашевелились у меня на голове. Ледяной ужас сковал сердце. Я боялся даже выдохнуть. И что-то стало медленно приближаться и склоняться надо мной. Я понял, что если я немедленно не вскочу, не зажгу свет, не позову на помощь, то через мгновение тронусь умом или у меня разорвется сердце. Мелькнула мысль – начну подниматься и обязательно уткнусь в это нечто, что находится, склоненное, всего в пару сантиметрах от моего лица. Инстинкт самосохранения пересилил. В мгновение ока я откинул одеяло, одним прыжком оказался у выключателя, чудом нащупав его в кромешной темноте, и зажег свет. Оглянулся. Комната была пуста. Дверь закрыта на вертушку. Через секунду я распахнул дверь и в свете из-за спины обозрел пустые сени с закрытыми на засовы дверьми. Я бросился к своими товарищам. Резко распахнул обитую рваным войлоком дверь. Мирным теплым духом пахнуло из горницы. Справа раздавался басовитый храп, с лавки слышалось размеренное посапывание охотников. Я растолкал друзей. Спросонья они толком не могли понять моего крайнего возбуждения. Попытался им рассказать, но в ответ они только сонно хлопали непонимающе глазами и, вскоре, завалились снова спать. Я мигом перетащил свою раскладушку и устроился по центру комнаты. От пережитого потрясения я как то сразу же провалился в сон. Утром я снова попытался рассказать ребятам о необычных событиях прошедшей ночи, но они все списали на нехороший сон, так не к месту посетивший меня. Да и я уже не совсем ощущал реальность пережитого.
В этот день нам предстояла дорога домой. История была бы забыта и списана на и впрямь нехороший сон, когда неожиданно всплыли факты, подтвердившие правдивость произошедших событий.
Поздней осенью мы вновь оказались в этой деревне. И в разговоре с местными крестьянами и охотниками я задал им вопрос о той загадочной августовской ночи. Оказалось, что что-то не совсем обычное посетило в тот день эту небольшую деревушку в Ярославской области. Жителей охватила бессонница, тяжелое беспокойство жерновами сдавливало грудь. Многие в ту ночь слышали леденящий сердце стук копыт, всхрапы, но никто так и не увидел эту мистическую лошадь. А может это была и не лошадь вовсе? – Закончил я свой рассказ.
Дядя Витя перевел дух, трижды перекрестился:
- Спаси и сохрани. А ведь мы с тобой пережили одно и то же. Я вот подумал. – Задумчиво проговорил он. – Знаешь, кто это был? Диавол! Он. Нечистая сила. Точно тебе говорю. Ага. Не знаю, с какой целью он посетил эти места, но мы с тобой явно оказались в ненужном месте и в ненужное время. Вот так! Мне 85 лет. Больше с этим я не сталкивался и не дай Бог столкнуться вновь! Давай завтра сходим в церковь…
И мы принялись неторопливо собирать со стола посуду.